Заплыв домой - Страница 19

— Женитьба — не лучший жизненный выбор, Юрген.

Определенно не лучший. Она стала рассказывать (в который раз), что у нее в жизни было два величайших побега: когда она ушла из дома, чтобы изучать медицину, и когда ушла от мужа, чтобы переехать во Францию. Маделин пришла к выводу, что ее не удовлетворяет любовь с Питером Шериданом, и променяла несчастливую жизнь респектабельной женщины на совершенно не респектабельную несчастливую жизнь человека, порвавшего связи с любовью. Сейчас она смотрела на своего юного собеседника, чей голос звенел и заметно дрожал, и ей казалось, что где-то в глубине души, в его изношенном сердце (потому что не надо так много курить) ему и правда хотелось связать себя узами брака, завершить круг одинокой жизни, которая, скажем прямо, не жизнь, а сплошное недоразумение.

Это напомнило ей, как однажды они гуляли по пляжу в Вильфранше и увидели свадьбу прямо на берегу моря. Подружки невесты были одеты в желтую тафту, сама невеста — в желтый и кремовый атлас. Она пренебрежительно фыркнула, и что сказал хиппи Юрген?

— Дайте им шанс.

И это тот самый человек, который пару месяцев назад сказал своей девушке, что не видит смысла официально скреплять отношения. Мол, ничего нет хорошего в семейной жизни. Девушка ему не поверила и потащила на аргентинское барбекю, где собиралась сама сделать ему предложение. Горы настоящих деревянных дров. Душистый дым. Куски мяса, привезенные из пампасов, скворчат на углях. Его девушка съела почти половину бифштекса с кровью и только потом обратила внимание, что Юрген вообще ничего не ест. Тут она вспомнила, что он воинствующий вегетарианец. Возможно, она слишком громко смеялась, когда он ей это сказал.

— Мне кажется, Китти Финч что-то против меня замышляет.

— Ach, nein. — Юрген поморщился, словно ему было больно. — Котя, она никому не сделает больно. Только себе. Клод меня спрашивал, почему мадам Джейкобс так настойчиво приглашала ее остаться на вилле. Но я без понятия.

Маделин посмотрела на своего юного друга мутными близорукими глазами.

— Как я понимаю, ей хочется, чтобы красивая сумасшедшая девушка отвлекла ее мужа, чтобы она наконец-то могла его бросить.

Юргену вдруг захотелось угостить аккордеониста выпивкой. Он подозвал официанта и попросил принести музыканту пива. Маделин наблюдала, как официант что-то шепчет на ухо аккордеонисту, и пыталась забыть, как четыре месяца назад она встретила Китти Финч в переулке рядом с цветочным рынком на Кур-Салья. Эта встреча была еще одним пунктом в длинном списке вещей и событий, которые ей хотелось забыть.

Она набрела на эту огненно-рыжую английскую девочку прохладным весенним утром по дороге в лавку марсельского мыла ручной работы, где собиралась купить два куска: один — с пальмовым маслом, другой — с оливковым, оба смешаны с водорослями из Средиземного моря. Полностью голая Китти разговаривала сама с собой, сидя на ящике с гнилыми сливами, не проданными на рынке и выброшенными под конец дня. Бомжи, ночевавшие в переулке, смеялись над ней и отпускали похабные замечания насчет ее обнаженного тела. Маделин Шеридан спросила, где ее одежда, и Китти ответила, что на пляже. Маделин вызвалась съездить на пляж и привезти ей одежду. Китти пусть остается на месте и ждет. А потом Маделин отвезет ее на туристическую виллу, где она остановилась, когда приехала изучать горные растения. Китти частенько живет на вилле, когда Рита Дуайтер не сдает ее вышедшим на покой руководителям хедж-фондов, потому что Киттина мама раньше работала у Риты уборщицей. Миссис Финч была правой рукой Риты Дуайтер, секретаршей, кухаркой, но преимущественно уборщицей, не выпускающей тряпку и швабру из рук.

Китти Финч сказала Маделин, чтобы та отвалила, иначе она позовет полицию. Маделин Шеридан могла бы уйти и оставить девочку в том проулке, но она так не сделала. Китти была слишком юной, чтобы разговаривать сама с собой среди бомжей с омертвевшими взглядами, упертыми в ее голую грудь. К удивлению Маделин, сумасшедшая девочка вдруг передумала. Она сказала, что оставила джинсы, футболку и туфли — ее любимые туфли в красный горошек — на пляже напротив отеля «Негреско». Китти придвинулась ближе и прошептала ей на ухо:

— Спасибо. Я подожду здесь.

Маделин Шеридан вышла из переулка, завернула за угол и, когда убедилась, что теперь Китти ее не видит, вызвала «Скорую».

По ее мнению, Кэтрин Финч страдала нервно-психическим беспокойством, протекавшим на фоне потери веса, расстройства сна, тревожности, суицидальных мыслей, пессимистических настроений, боязни будущего и нарушения концентрации внимания.

Музыкант поднял кружку с пивом в благодарственном жесте, обращенном к узкобедрому молодому мужчине, сидевшему в компании древней старухи.

Китти Финч удалось выкарабкаться. За ней приехала мать и увезла домой в Англию, где Китти два месяца пролежала в клинике в Кенте под названием «Английский сад». По всей видимости, большинство медсестер были из Литвы, Киева и Одессы. В форменных белых халатах они напоминали подснежники на зеленых лужайках вокруг больницы. Так Китти Финч сказала своей маме, а миссис Финч передала Маделин, которая была неприятно поражена, узнав, что медсестры — все, как одна — в обеденный перерыв беспрестанно курили.

Юрген подтолкнул Маделин Шеридан локтем. Аккордеонист из Марселя играл для нее. Она была слишком взвинчена, чтобы слушать музыку. Китти вышла из клиники и вернулась сюда, чтобы ее наказать. Может быть, даже убить. Иначе зачем она здесь? Маделин была искренне убеждена, что Китти — явно не тот человек, кому можно доверить везти ребенка (а именно Нину) на пляж по опасным горным дорогам. Надо было бы поговорить с Изабель Джейкобс, но она почему-то не могла заставить себя завести этот разговор. Она просто вышла за мылом, а в итоге вызвала «скорую», Transport Sanitaire по-французски, и что-то свербило в душе, что-то подсказывало, что она поступила не очень красиво. Но все же когда молодая девчонка расхаживает голышом в общественном месте и скачет вперед-назад, выкрикивая совершенно бессвязные, бредовые фразы, это пугает, и Маделин действительно за нее испугалась. Пожалела и попыталась помочь. Ей даже в голову не приходило, что кто-то может не захотеть, чтобы его спасли от безумия.