Заплыв домой - Страница 27

Мадам Дуайтер велела Юргену ждать ее звонка. Юрген был только рад. Ждать звонка все-таки лучше, чем носиться по вызову постояльцев и менять лампочки на виллах в «прованском стиле», которые он только обслуживает и никогда не сумеет купить. У стены были свалены в кучу плакаты с репродукциями Пикассо, которые он приобрел на блошином рынке. Ему самому больше нравился резиновый инопланетянин, купленный в подарок Клоду. Рита Дуайтер велела ему вставить «Пикассо» в рамки и развесить на стенах — везде, где есть место, — в трех принадлежащих ей виллах, но ему было лень. Гораздо интереснее слушать коровье мычание в мобильнике Клода.

Телефон зазвонил, когда Юрген только начал сворачивать второй косяк. Клод указал пальцем на телефон, валявшийся на полу. Юрген сморщился, ущипнул себя за нос и нехотя взял трубку.

Клоду пришлось зажимать себе рот, чтобы не ржать слишком громко. Юрген не хочет быть сторожем. Мадам Дуайтер вечно выспрашивает его, что у него на уме, но об этом Юрген рассказывает только Клоду и больше никому. У него на уме всегда только одно.

Китти Финч. Если на него надавить, он добавит: секс, наркотики, буддизм как средство достичь единения с жизнью, Китти Финч, категорическое нет прививкам, категорическое нет алкоголю, Китти Финч, чистота тела и духа, лечение травами, слайд-гитара, Китти Финч, стремление стать тем, кого Джек Керуак называл святыми блаженными детьми природы. Клод слушает, как его друг говорит мадам Дуайтер, что да, на вилле все тихо и благостно. Да, знаменитый английский поэт и его близкие наслаждаются отдыхом. Сказать по правде, у них сейчас гостит мадемуазель Финч. Она поселилась в гостевой комнате и очаровала их всех. Да, она держится молодцом, ее душевное равновесие не вызывает сомнений, и она написала стихи и уже показала поэту.

Клод расстегнул джинсы и дал им упасть. Юргену пришлось убрать телефон подальше от уха. Давясь смехом, он изобразил непристойный жест в сторону Клода, который теперь отжимался от пола в одной футболке и трусах-боксерах «Келвин Кляйн». Сосредоточенно постучав косяком по колену, Юрген возобновил разговор с Ритой Дуайтер. Она звонила ему из Испании, куда сбежала, скрываясь от налогов. Скоро он будет ее называть сеньорой.

Да, памятка для отдыхающих обновлена. Да, вода в бассейне чистая. Да, уборщицы хорошо выполняют свою работу. Да, он заменил стекло в разбитом окне. Да, у него самого все прекрасно. Да, период аномальной жары скоро закончится. Да, будут грозы. Да, он смотрел прогноз погоды. Да, он закроет все ставни.

Клод слышал, как голос Риты Дуайтер льется из трубки и растворяется в клубах гашишного дыма. Все в деревне смеялись над богатенькой Ритой, психотерапевтом и владелицей многочисленной недвижимости, которая щедро платила Юргену за работу, к каковой тот был категорически не приспособлен. В деревне шутили, что Рита построила в Западном Лондоне вертолетную площадку специально, чтобы бизнесмены летали к ней на консультации со всеми удобствами. Клиенты сидели в дизайнерских креслах в ее шикарно обставленном кабинете, а их пилоты — как правило, бывшие алкоголики, выгнанные из коммерческой гражданской авиации, — курили контрабандные сигареты под дождем. Ходили слухи, что один из ее самых богатых клиентов умудрился подставить руку под лопасти винта сразу после того, как она разобралась, почему ему нравится наряжаться в нацистскую форму и хлестать проституток плеткой. Руку пришлось ампутировать, клиент перестал ходить к Рите, и поэтому она не смогла купить коттедж здешнего почтальона.

Когда мадам Дуайтер приезжала с инспекцией — что, к несказанному облегчению Юргена, случалось нечасто, — она всегда приглашала Клода, вылитого Мика Джаггера, на ужин. В последний раз, когда ему привалило такое счастье, она вонзила эрегированный черешок ананаса в мокрый растаявший бри и сказала ему: «Угощайся».

Юрген наконец отложил телефон. Посмотрел на плакаты с Пикассо так, словно хотел их убить. Сказал Клоду, который уже снял футболку и улегся ничком на полу в одних трусах, что ему было велено повесить «Гернику» в коридоре, чтобы закрыть трещину в штукатурке. На доминатрикс Дуайтер явно произвело впечатление, как великий художник передал на холсте свое восприятие человеческого естества. Клод кое-как сумел встать и поставить в проигрыватель компакт-диск из обширной коллекции Юргена. Диск с надписью «Пражская музыка. Котин сборник для релаксации» валялся на крышке индийской шкатулки для украшений.

Кто-то постучал в дверь. Юрген ненавидел нежданных гостей, потому что они приходили с единственной целью: нагрузить его работой. На этот раз на пороге стояла симпатичная четырнадцатилетняя дочка английского паскуды-поэта. Она была в белой короткой юбке и явно хотела о чем-то его попросить.

— Мама просила узнать, ты уже заказал нам верховую прогулку на завтра?

Он степенно кивнул, как будто только об этом и думал.

— Заходи в гости. Тут Клод.

Когда Юрген сказал: «Тут Клод», компакт-диск то ли заело, то ли в нем что-то сбилось, то ли еще что-то произошло. Нина слышала скрипку, и волчий вой, и женский голос, выдыхавший слова, похожие на «снежный шквал». Она посмотрела на Клода, танцевавшего посреди комнаты в одних трусах. Чтобы не заглядеться на его гладкую загорелую спину, она уставилась в стену.

— Bonjour, Нина. Собаки сожрали мои джинсы и оставили только трусы. Диск поцарапан, но мне нравится музыка для релаксации.

Она так жалостливо посмотрела, что Клод почувствовал себя раздавленной улиткой, размазанной по веревочной подошве ее красных сандалий. Юрген встал, подбоченясь, и спросил Нину, что она думает о его дредах.