Заплыв домой - Страница 33

— Мы целуемся под дождем. — Ее голос был одновременно мягким и твердым. Как обитое бархатом кресло. Как черный дождь из чернильных букв у него на руке.

Она шла, крепко зажмурившись. Он вывел ее за руку под тяжелую хрустальную люстру в фойе. У нее кружилась голова, она просила воды. Она услышала, как он спросил у портье-итальянца, есть ли в отеле свободные номера. Она открыла глаза. Холеный итальянец что-то набрал на компьютере. Да, есть один свободный номер. Только он обставлен в стиле Людовика Шестнадцатого, а не в стиле ар-деко, и без вида на море. Джо протянул ему кредитную карту. Коридорный проводил их в лифт, отделанный зеркалами. Коридорный был в белых перчатках. Он нажал на кнопку нужного этажа. Она смотрела на многочисленные отражения влажной руки Джо, обнимавшей ее за талию. Ее зеленое шелковое платье легонько дрожало, пока они поднимались на третий этаж в бесшумном лифте, пахнущем дорогой натуральной кожей.

Метафоры

Маделин Шеридан официально пригласила Изабель в Розовый дом. Вручила ей бокал хереса и предложила устраиваться поудобнее на маленьком неудобном диванчике. Сама Маделин села в кресло напротив жены-журналистки и потихоньку выудила из своего бокала с виски несколько длинных серебряных волосков. Ее глаза были мутными, как вода в бассейне, на которую Китти Финч жаловалась Юргену. Маделин уже не сомневалась, что постепенно теряет зрение, и это придало ей еще больше решимости помочь Изабель Джейкобс увидеть все в истинном свете. Помочь понять, что, когда тебе угрожают ножом, это очень серьезно; как ни странно, она тогда явственно ощутила резкую боль, полоснувшую ее по горлу, хотя Китти Финч даже не прикоснулась ножом к коже. Она говорила не как Маделин, пожилая соседка, а как доктор Шеридан. Сообщила, что уже позвонила матери Китти, и та приедет сюда в воскресенье, совсем рано утром. Миссис Финч приедет из аэропорта прямо на виллу и заберет дочь домой. Изабель сосредоточенно разглядывала свои босоножки.

— Кажется, Маделин, ты уверена, что она очень серьезно больна.

— Да. Конечно, она больна.

Каждый раз, когда Изабель говорила, Маделин Шеридан казалось, что она слушает диктора новостей. Маделин, считавшая своим долгом помочь эксцентричному семейству Джейкобсов увидеть вещи в их истинном свете, пребывала в полной боевой готовности.

— Жизнь надо строить, ее надо делать, а ей не хочется ничего делать. Ты же слышала, что сказала Нина.

Изабель отпила херес.

— Но, Маделин… это всего лишь стихотворение.

Доктор Шеридан вздохнула:

— У нее всегда были нелады с головой. Но какая красавица, да?

— Да, она очень красивая. — Изабель услышала собственный голос словно издалека. Голос прозвучал натянуто, и неловко, и даже как будто слегка испуганно.

— Позволь спросить, Изабель… зачем ты впустила в дом незнакомку?

Изабель пожала плечами, словно ответ был вполне очевиден.

— Ей было негде остановиться, а у нас много места. Больше, чем необходимо. В смысле, кому нужно пять ванных комнат, Маделин?

Маделин Шеридан смотрела на Изабель Джейкобс, словно пытаясь увидеть насквозь, но получалось только смазанное пятно. Ее губы беззвучно шевелились. Маделин говорила сама с собой по-французски, потому что вещи, о которых она размышляла, было бы затруднительно выразить на английском. Мысли тяжело бились о губы, точно о стену: Кы, Кы, Кы — будто она и вправду была одержима Китти Финч, которая по непонятным причинам совершенно очаровала Юргена и всех остальных и теперь беспрепятственно манипулировала людьми и плела интриги. Последние три недели Маделин наблюдала за семейством Джейкобсов с лучшего места в зрительном зале, со своего затененного балкона. Изабель Джейкобс сама подтолкнула Китти Финч в объятия своего несуразного мужа, но это был глупый, безрассудный риск, потому что она могла потерять дочь. Да. Если муж Изабель соблазнит сумасшедшую девочку, вернуться к прежней, нормальной жизни уже не получится. Изабель придется уйти от мужа. Нине Джейкобс придется выбрать кого-то одного из родителей, с кем она будет жить. Неужели Изабель не понимает, что ее дочка уже давно приспособилась к жизни без матери? Маделин Шеридан попыталась сомкнуть губы, потому что они выговаривали неприятные вещи. Она с трудом различала силуэт Изабель на диванчике. Шевелится, кладет ногу на ногу. Меняет ноги. На улице такое пекло, что в доме пришлось включить кондиционер. Древний агрегат гудел и стонал у нее над головой. Маделин чувствовала (хотя и не видела), что Изабель — сильная женщина. В медицинском институте Маделин повидала немало женщин, учившихся на кардиологов, гинекологов и онкологов, специализирующихся на раке костей. Потом они выходили замуж, рожали детей, и с ними что-то происходило. Их одолевала усталость. Всех до единой. Маделин Шеридан хотелось, чтобы эта яркая, ухоженная, загадочная женщина, сидящая в ее гостиной, потускнела бы, сгорбилась от утомления, сделалась уязвимой, проявила хотя бы какую-то слабость. Маделин хотелось, чтобы Изабель в ней нуждалась и, самое главное, чтобы она оценила, что кто-то пытается ей помочь.

Но вместо этого обманутая жена накрутила на палец прядь длинных черных волос и попросила подлить ей хереса. Почти кокетливо.

— Ты давно вышла на пенсию, Маделин? Я часто брала интервью у врачей, работавших в самых тяжелых условиях. Без инструментов, без света, иногда даже без медикаментов.

У Маделин Шеридан болело горло. Она наклонилась к женщине, которую пыталась сломить, сделала судорожный вдох и замерла в ожидании, когда придут слова: что-нибудь о работе до ухода на пенсию, о том, как непросто было убедить малообеспеченных пациентов бросить курить.